Адвокат по уголовным делам защитит от следствия и суда

  Имею двадцатилетний опыт работы с правоохранительными  органами. Досконально знаю все тонкости и нюансы процесса. Звоните и мы в доверительной обстановке обсудим возникшую проблему с новой полицией  или прокурором. Объективно оценим ситуацию, выстроим эффективную стратегию защиты. Пристально рассмотрим статью уголовного кодекса и выведем формулу  отсутствия в вашем поступке состава правонарушения либо уже истечения срока  привлечения к ответственности. Возможно, следствие закончено и уже идет суд,  тогда не теряйте времени обращайтесь к адвокату по уголовным делам Киев,  звоните или сразу приходите в офис, напишите на электронную почту, отправьте  заявку через сайт или задайте интересующий вопрос. Контакты вы найдете на  одноименной странице сайта. Каждое обращение будет рассмотрено в кратчайший  срок.

В большинстве случаев жертвой следственного произвола  может стать каждый из нас. Действия против вас начинаются сразу после  получения первых признательных показаний, на основе которых суд и  приговаривает к длительным срокам. Все следователи любыми  путями пытаются заполучить признательные показания. Даже когда подозрение не  обосновано. Попав к следователю, сразу попадаете в положение связанных рук и  ног. С адвокатом по уголовным делам Киев у вас всегда есть преимущество перед  представителями правоохранительных органов, которые в присутствии защитника  не решаться оказать на вас давления ни физического, ни психологического.  По действующему законодательству я имею равные права со следствием. И  главное, внимательно изучив все нюансы, улики и следственные материалы, я  адвокат по уголовным делам Киев сделаю не возможным их фальсификацию, вовремя обжалую  действия следователя или прокурора.

Гарантируется полная конфиденциальность информации. Помните,  ваша свобода жизненно важна для ваших родных и близких! Поэтому ваша  свобода будет возможна только в сотрудничестве с защитником! Когда проблема  будет решена, Мы совместно сможем возместить вам моральный и материальный  вред, причиненный неправомерными действиями органов следствия и прокурором.  Правовой защитой могут воспользоваться и свидетели в уголовном производстве.  Обычная практика, когда следователи, не имея доказательств, применяют  психологическое давление на свидетелей. Защитить вас от таких незаконных  действий сможет только специалист в области права – Адвокат по уголовным делам Киев.

Услуги предоставляемые для обеспечения ваших прав и свободы

1. Всестороннее представительство и  защита ваших прав на протяжении всего досудебного следствия
2. Отстаивание ваших прав и свободы в суде (судодень).
3. Защита прав в процессе, если вы  потерпевший, свидетель  иили гражданский истец
4. Ответственное хранение необходимых и или секретных документов
5. Борьба за ваши права при следственных действиях (допрос, обыск, выемка)
6. Подготовка и продвижение процессуальных документов (заявлений, запросов, ходатайств, жалоб, обращений), предусмотренных для обеспечения вашей свободы иили  полного закрытия уголовного преследования  и т.п.
7. Жалобы на предвзятые действия следователя, прокурора или суда, при их бездействии
8. Апелляционное, кассационное в специализированный и далее в Верховный суд обжалование приговора, постановления или определения суда
9. Составление  мотивированного ходатайства об условно-досрочном освобождении иили  освобождении от наказания
10. Возмещение морального вреда, причиненного незаконными  действиями органов досудебного следствия и прокуратуры

Недопустимые доказательства. Правовая позиция Верховного суда

1.Исходя из принципа непосредственности исследования доказательств, апелляционный суд не вправе дать им иную оценку, нежели ту, которую дал суд первой инстанции, если эти доказательства не были исследованы при апелляционном пересмотре приговора.

2.Привлечение материалов уголовного дела, расследование которого осуществлялось в соответствии с УПК 1960 года по заявлению потерпевшего, при объединении с уголовным производством, расследование которого осуществляется в порядке, предусмотренном УПК 2012 года, не приводит к автоматическому признанию доказательств недопустимыми, если они собраны в порядке, что действовал до вступления в силу УПК 2012 года и с учетом того, что сведения в ЕРДР по заявлению потерпевшего были внесены по тому же факту, по которому уже осуществлялось досудебное расследование.

3. Поскольку заявитель имеет право подавать в подтверждение своего заявления вещи и документы, их получение органами досудебного расследования до внесения сведений о совершении преступления в ЕРДР не предопределяет их недопустимость в качестве доказательств.

4. Осуществление судом допроса свидетелей, истребование документов и проведение процессуальных действий на основании ходатайства стороны защиты не является нарушением принципа диспозитивности в уголовном производстве, а полученные таким образом доказательства допустимы. Исследование этих доказательств с участием сторон в ходе судебного следствия не нарушает требований ст. 290 УПК.

5. Поскольку обязанность открытия материалов по ст. 290 УПК может возлагаться на потерпевшего только в случаях, предусмотренных УПК, при отсутствии таких обстоятельств не открытие потерпевшим доказательств стороне защиты не приводит к их недопустимости.

6. В случае доверенности Генеральным прокурором, руководителем областной прокуратуры, их первыми заместителями и заместителями осуществления досудебного расследования уголовного правонарушения другому органу досудебного расследования без установления неэффективности досудебного расследования органом досудебного расследования, определенным ст. 216 УПК, указанные уполномоченные лица будут действовать вне своих полномочий. В таком случае будет иметь место несоблюдение надлежащей правовой процедуры применения ч. 5 ст. 36 УПК и нарушение требований статей 214, 216 УПК. Следствием несоблюдения надлежащей правовой процедуры как составного элемента принципа верховенства права является признание доказательств, полученных в ходе досудебного расследования, недопустимыми на основании ст. 86, п. 2 ч. 3 ст. 87 УПК как собранных (получены) неуполномоченными лицами (органом) в конкретном уголовном производстве, с нарушением установленного законом порядка.

Относительно доказательств полученных отдельными следственными действиями

Оценка доказательств, полученных при осмотре и обыске

7.Проведение личного обыска под осмотром места происшествия вне места, где было совершено уголовное правонарушение, является основанием для признания протокола указанного следственного действия и других доказательств, полученных по его результатам, недопустимыми.

8. Проведение осмотра места происшествия преступления не по месту, где произошло событие преступления, а в другом месте (месте расположения правоохранительного органа) является основанием для признания данных протокола указанного следственного действия и других доказательств, полученных по его результатам, недопустимым

9. Признание недопустимым доказательством протокола осмотра места происшествия ДТП влечет недопустимость приложений, являющихся его неотъемлемыми частями.

10. При проведении осмотра добровольно выданного предмета участие понятых и специалистов не обязательно, поэтому протокол осмотра не может быть признан недопустимым доказательством на этом основании.

11. Несоблюдение при проведении осмотра положений ст. 34 Закона Украины «О Национальной полиции» о проведении поверхностной проверки лица как превентивного полицейского мероприятия, в результате чего фактически производится обыск лица, является основанием для признания доказательств недопустимыми.

Оценка доказательств, полученных при допросе участников уголовного производства

12. Свидетельские показания, вопросы о допросе которых сторона защиты поставила только во время судебного разбирательства, не могут быть признаны недопустимыми доказательствами по тому основанию, что они не были открыты стороне обвинения в порядке ст. 290 УПК.

13. Показания подозреваемого, обвиняемого, предоставленные при рассмотрении ходатайства о применении меры пресечения, являются недопустимыми доказательствами.

14. Свидетельские показания – работники полиции, прибывшие по вызову на место совершения преступления и давали показания исключительно о тех обстоятельствах, очевидцами которых они были непосредственно, не являются показаниями с чужих слов, а потому отсутствуют основания для признания таких доказательств недопустимыми.

15. Проведение допроса потерпевших во время судебного производства в режиме видеоконференции без постановления мотивированного определения и без предоставления возможности видеть допрашиваемых лиц является основанием для признания доказательств недопустимыми.

16. Если проведение допроса свидетеля в режиме видеоконференции не повлияло на эффективность участия стороны защиты в судебном процессе и не помешало реализации прав обвиняемого, в том числе права на допрос свидетеля, основания признания показаний последнего недопустимыми доказательствами отсутствуют.

17. Показания, предоставленные потерпевшими следователю судье в ходе досудебного расследования при отсутствии оснований проведения допроса порядке, предусмотренном ст. 225 УПК являются недопустимыми доказательствами, которые не могут быть положены в основу приговора.

18. Для оценки допустимости свидетельских показаний, предоставленных в соответствии с УПК 1960 г. до судебного разбирательства уголовного производства, следует исследовать следующие обстоятельства: существовали ли уважительные причины для неявки свидетеля и для принятия его показаний в качестве доказательств; были ли показания отсутствующего свидетеля единственным или решающим основанием для осуждения обвиняемого; существовали ли достаточные уравновешивающие факторы, в том числе веские процессуальные гарантии, способные компенсировать неудобства, вызванные стороне защиты в результате допуска доказательства, и обеспечить, чтобы судебное разбирательство в целом было справедливым. Несоблюдение судом указанных основ оценки допустимости свидетельских показаний, отсутствующего во время судебного разбирательства, составляет существенное нарушение уголовного процессуального закона.

19. Показания свидетелей (понятых), не присутствовавших непосредственно при проведении следственного эксперимента, об обстоятельствах совершения преступления, о которых им стало известно со слов следователя, являются недопустимыми доказательствами.

20. Суд при рассмотрении дела должен обеспечить право сторон на допрос лица, дающего показания, важные для разрешения дела. При наличии показаний лица, предоставленных во время прошлого судебного разбирательства, сторона имеет право требовать его допроса во время нового судебного разбирательства, и в этом случае суд должен принять все необходимые меры для обеспечения такого права. Если, несмотря на все необходимые меры, обеспечить явку указанного лица невозможно, сторона на доказательство своей позиции может предоставить суду показания лица, которое давала в ходе прошлого судебного разбирательства, и сам факт отсутствия последнего во время нового рассмотрения не может быть основанием для признания его показаний недопустимым доказательством. Исследовав эти показания, суд должен дать им оценку с точки зрения допустимости, принадлежности и достоверности, учитывая, в том числе, насколько обеспечены права стороны во время допроса лица в прошлом рассмотрении. Факт невозможности допроса этого лица во время нового судебного разбирательства должен учитываться судом в ходе оценки достоверности этого доказательства в совокупности с другими доказательствами по делу.

21. Проведение следственного эксперимента с участием лица, которое в дальнейшем было признано подозреваемым, не влечет признания протокола следственного эксперимента недопустимым доказательством. Отсутствие в протоколе осмотра места ДТП детального описания и фотофиксации изъятых ламп ближнего и дальнего света фар мотоцикла не обуславливает признание этого протокола недопустимым доказательством, если изъятые предметы были помещены следователем в сейф-пакет, который подписали понятые, следователь и специалист, а затем - трасологической и судебно-металловедческой экспертиз эксперт детализировал названия, номера и вид изъятых ламп и подтвердил номер и целостность сейф-пакета, в котором они поступили на исследование.

Оценка доказательств, процессуальным источником которых являются вывод эксперта

22. Отсутствие в материалах уголовного производства медицинских документов, на основании которых сформировано заключение эксперта, и не открытие этих документов стороне защиты на стадии исполнения ст. 290 УПК автоматически не приводит признания экспертного исследования недопустимым доказательством, если указанные документы были получены в определенном УПК порядке и сторона защиты не ходатайствовала о предоставлении доступа к ним во время досудебного расследования или в ходе производства ей была обеспечена возможность реализовать право на ознакомление с такими документами.  

23. Выводы экспертизы являются недопустимыми доказательствами, если предметом исследования экспертизы были объекты, полученные непроцессуальным способом или грубым нарушением уголовного процессуального законодательства.

24. Отсутствие постановлений о назначении экспертиз в материалах уголовного производства не подвергает сомнению законность получения выводов экспертиз органом досудебного расследования и их допустимость.

25. Утрата действия свидетельства на право проведения экспертом экспертных исследований и непродолжение его действия обуславливает недопустимость заключения экспертизы в качестве доказательства.

26. Отсутствие в заключении эксперта сведений о предупреждении относительно уголовной ответственности за представление заведомо ложного заключения не является основанием для признания этого заключения недопустимым доказательством, если имеющимися другими обстоятельствами доказано понимание экспертом последствий предоставления заведомо недостоверного заключения.

27. Потерпевший наделен правом непосредственно предоставлять следователю медицинские документы в подтверждение фактов, которые касаются причиненного преступлением вреда его здоровью, а следователь обязан принять эти документы для выяснения всех обстоятельств, согласно ст. 91 УПК относятся к предмету доказывания, в том числе путем назначения судебно-медицинской экспертизы по медицинской карте. Если потерпевший не согласен предоставить имеющиеся в его распоряжении документы, следователь для получения разрешения на временный доступ к ним обращается в суд по правилам главы 15 раздела II УПК.

28. Поскольку УПК не предусмотрено обязательного участия понятых при отобрании биологических образцов для проведения экспертизы, отсутствие понятых во время этого следственного действия не является основанием для признания заключения эксперта недопустимым доказательством.

29. То, что вещдоки и материалы производства не были предоставлены непосредственно эксперту, не является основанием для признания вывода товароведческой экспертизы недопустимым доказательством 

Оценка доказательств, полученных при проведении следственного эксперимента

30. Возражение обвиняемым в судебном заседании сведений, проверенных во время следственного эксперимента с его участием, не может автоматически свидетельствовать о недопустимости в качестве доказательства протокола следственного эксперимента. Проведение следственного эксперимента в форме, не содержащей признаков воспроизводства действий, обстановки, обстоятельств происшествия, проведения опытов или испытаний, а удостоверяющее исключительно провозглашение подозреваемым признания в совершении уголовного правонарушения в целях его процессуального закрепления, следует расценивать как допрос, не имеющий в суде доказательного. значение с учетом содержания ч. 4 ст. 95 УПК.

31. Отсутствие в протоколе сведений о полной последовательности проведения следственного эксперимента и его результаты не является основанием для его признания недопустимым доказательством в тех случаях, когда к протоколу была приобщена видеозапись, на которой эти данные зафиксированы и подтверждены обвиняемым.

32. Учитывая, что УПК не предусматривает обязательного привлечения подозреваемого к участию в следственном эксперименте, протокол этого следственного действия не может быть признан недопустимым доказательством только на этом основании.

33. Проведение следственного эксперимента в отношении свидетеля с участием лица, которому в дальнейшем было сообщено о подозрении в совершении уголовного правонарушения, не является основанием для признания протокола указанного следственного действия недопустимым доказательством. Поскольку следственный эксперимент проводился с целью проверки свидетельских показаний и установления способности рассмотреть лицо водителя, который управлял автомобилем и совершил наезд на пешехода.

34. Не указание в протоколе следственного действия описания всех лиц, предъявлявшихся для опознания, и отсутствие сведений о лице, которое свидетель узнал на соответствующих фото, составляют основания для признания протокола о предъявлении лица для опознания недопустимым доказательством. 

35. Предъявление лица для опознания только по фотоснимкам не влечет недопустимость доказательств при соблюдении предписаний ст. 228 УПК. Обязательность обоснования следователям необходимости проведения опознания именно по фотоснимкам законодательством не предусмотрена, что делает невозможным признание доказательства недопустимым на этом основании.

Доказательства, полученные в результате негласных следственно розыскных действий

36. Не открытие постановления, следственного судьи о разрешении на проведение НСРД, до передачи уголовного производства в суд, не может стать безусловным основанием для признания всех результатов НСРД недопустимыми доказательствами. Только в случае отсутствия у стороны обвинения и не предоставления постановления суда при рассмотрении дела в суде первой инстанции соответствующих определений следственных судей о разрешении на проведение НСРД суд может подвергнуть сомнению допустимость полученных доказательств.

37. Открытие процессуальных документов, которые стали основанием для проведения НСРД после передачи уголовного производства в суд, не обуславливает признание доказательств недопустимыми при исполнении судом обязанности обеспечить стороне защиты достаточное время и реальную возможность для доказывания перед судом своей позиции относительно принадлежности и допустимости доказательств полученных в результате НСРД.

38. Документы, ставшие правовым основанием для проведения НСРД (в частности, не рассекреченные на момент обращения в суд с обвинительным актом), не могут считаться дополнительными материалами к результатам проведенных негласных следственных (розыскных) действий, полученных до или во время судебного разбирательства, поскольку они являются его частью. Эти процессуальные решения выступают правовым основанием для проведения НСРД, учитывая их функциональное назначение подтверждения допустимости доказательной информации полученной по результатам проведения таких действий и должны проверяться, и учитываться судом при оценке доказательств. Не предоставление прокурором  стороне защиты определений следственного судьи, апелляционного суда о разрешении на проведение НСРД, постановлений прокурора о проведении НСРД в виде аудио- и видеоконтроля за совершением преступления и протокола о результатах контроля, за совершением преступления, лишает суд и сторону защиты возможности проверить допустимость результатов таких действий, как доказательств.

39. Получение доказательств виновности обвиняемого в результате проведения НСРД в отношении других лиц обусловливает недопустимость их результатов в качестве доказательств, если в материалах уголовного производства отсутствует соответствующее постановление следственного судьи об использовании результатов указанных НСРД в другом уголовном производстве, вынесенное в порядке и по основаниям, предусмотренным ст. 257 УПК.

40. Проведение негласного следственного действия посредством контроля за совершением преступления в производстве, которое не относится к тяжким или особо тяжким, обуславливает недопустимость доказательств, полученных в результате такого негласного следственного действия.

41. Приобретение ложных (имитационных) денежных знаков в сувенирном магазине и использование их для проведения НСРД не требует оформления такого действия соответствующим протоколом, а, следовательно, доказательства, полученные по результатам оперативной закупки, допустимы.

42. Поскольку дубликат оригинала служебного документа составляет повторно оформленный служебный документ для использования вместо утраченного или поврежденного оригинала, имеющего такую же юридическую силу, является основанием для признания его недопустимым доказательством только потому, что это нет оригинала первоисточника документа.

43. Фиксирование потерпевшим содержания разговора, который происходит не случайно, а подготовлено, тайно и целенаправленно, фактически осуществляется оперативно-розыскная деятельность с применением устройства технической фиксации разговора, но без соответствующего процессуального оформления, свидетельствует о недопустимости записи разговора как доказательства.

 Адвокат по уголовным делам Киев при незаконных методах ведения досудебного следствия

 Говоря о принципиальной важности соблюдения Конституционных прав, необходимо последовательно и бескомпромиссно 

особенно осудить нарушения при ведении следствия. Случаи грубого нарушения прав также иногда встречаются и в судебной практике. Огромное значение для  характеристики методов  досудебного производства является характер допросов подозреваемых и свидетелей, сама обстановка следственного процесса.

 Предоставляя юридические услуги, уголовный адвокат должен профессионально оценить обстановку, рассмотреть документы, охарактеризовать  действия, решить вопрос об  объективности  следственного производства.  С этих позиций в суде необходимо подвергнуть резкой критике имеющиеся противозаконные случаи. Проиллюстрировать это примерами конкретных допросов, заключениями судебных экспертиз, несостоятельными отказами в удовлетворении ходатайств. Весьма убедительно вскрыть  недопустимые попытки обвинения тенденциозно трактовать процесс.

 Осудить любые попытки искусственно обойти нормы предоставленные Конституцией. Ведь закон дает следователю и прокурору широкие процессуальные полномочия, но не наделяет их функцией законодателя. Присвоение себе такой функции, чрезвычайное и, разумеется, недопустимое явление в практике осуществления правосудия. Оно обязано быть в корне пресечено во имя высокого престижа нашей Конституции ее основ и требований законности. Не соглашаясь с рядом решений по юридическим вопросам квалификации преступления, требуется привести мотивированные, подкрепленные конкретными данными понятиями, использовать научную литературу, вскрывать и показывать действительную фактическую и правовую природу тех или иных явлений.

 Так, предоставляя  услуги защиты, уголовный адвокат выскажет серьезные соображения по поводу несоблюдения норм. Вскроет природу дела исходя из анализа субъективной стороны. Обязательно всегда обстоятельно осветить проблемы состава правонарушения, исследовать в связи с этим вопрос об использовании документов, излагать соображения относительно разграничения административного проступка от уголовного правонарушения.

 Искусство речи адвоката по уголовным делам в суде

В последнее время наблюдается несколько упрощенный подход к решению состава неправомерной выгоды где - любой подарок должностному лицу, любое преподношение рассматривается как «взятка». При таком подходе неважно, «что» преподносят. «Когда» преподносят. «Кто» преподносит и «в связи с чем» преподносят. Коль скоро имеет место преподношение должностному лицу - значит, взятка. Глубокое заблуждение и грубая ошибка! Неправомерная выгода, подкуп, незаконное обогащение - это состав правонарушения, которое предполагает наличие определенных, законом предусмотренных признаков и условий, дающих возможность констатировать данный состав правонарушения.

 Проанализировав те признаки, которые характеризуют состав и дифференцируют его от других злоупотреблений, рассматривает в связи с этим такой признак означенного состава, как «конкретное предназначение» передаваемого  вознаграждения и наличие обоюдной внутренней связи между действиями и намерениями взяткодателя и взяткополучателя. Необходимо изложить интересные практические и теоретические соображения, которые, как известно, освобождает того кто предоставляет  от ответственности за дачу взятки. Огромное значение в практике имеют юридические услуги при решении вопроса о справедливом наказании лица, совершившего то или иное преступление. Понятие «справедливость наказания» - понятие сложное, оно включает в себя надлежащий учет и объективную оценку многих и разнообразных факторов. Здесь характер правонарушения, личность и социальный облик подозреваемого, здесь и обстоятельства, относящиеся к морально-нравственной сфере, к поведению подсудимого на следствии и в суде, к проблемам, относящимся к целесообразности и превентивной избираемой меры наказания и многие, многие другие вопросы.

 Наказание, таким образом, имеет  определенные объективные критерии, которые в каждом конкретном случае обусловливают его законность, целесообразность и справедливость. Если бы не вмешался адвокат по уголовным делам, то был бы произвол, беззаконие, несправедливость.  Правильное применение закона в части наказания - важнейшая предпосылка полноценного приговора, необходимое условие воспитательного эффекта правосудия!

 В групповом судебном процессе правильность, объективность и соразмерность наказания дополнительно контролируется признаком, такс сказать, «сравнительной адекватности». 

 В групповом процессе иногда даже легче почувствовать и уловить тот диссонанс, который возникает подчас при решении вопроса о мерах наказания. Подвергнуть в этой связи критике предлагаемые обвинителем меры наказания различным подсудимым, которые, по его мнению, «не соответствуют в данном случае ни роли, им степени вины каждого из них в этом групповом процессе. Необходимо заключить этот сравнительный анализ словами: «Столько лет лишения свободы ответственному чиновнику, заместителю министра (к примеру), за десятки миллионов полученных взяток и хищение государственного имущества в особо крупных размерах и семь лет лишения свободы рабочему за два эпизода символических подарков и угощений? Вот уж где полная потеря процессуального равновесия, такое смещение правовых и социальных понятий, которое свидетельствует о непродуманности и незрелости обвинения!» 

 Не все речи равнозначны как по степени их убедительности, так и по глубине исследования поставленных в них вопросов и проблем, не все речи равноценны по широте охвата материала, по их эмоциональному накалу и творческому уровню. Мы хорошо знаем, что это зависит подчас от особенностей и характера исследуемых в каждом деле вопросов и проблем, доказательственной фактуры, правовой проблематики.

 Адвокат по уголовным делам Киев защищает своих коллег в суде

  В нашей практике бывают дела, где адвокат по уголовным делам Киев испытывает определенное чувство некоторого профессионального неудобства: после судебного следствия вопросы бывают настолько ясны, настолько очевидны, что какие-либо дополнительные аргументы, соображения и доводы представляются уже излишними, неуместными, некорректными. Речь адвоката в этом случае выглядит как бы ненужным повторением того, что и так уже представляется бесспорным и ясным. Но природа правосудия, специфика рассмотрения судебных дел таковы, что защита никогда не бывает «излишней», она необходима всегда: слишком большие последствия влечет за собой судебный приговор, чтобы можно было допустить отказ от использования всего комплекса процессуальных средств, обеспечивающих максимальные гарантии для безошибочного и справедливого разрешения вопроса.

 Решается судьба людей, дается оценка и определяются характер и перспективы всей их предшествующей и будущей биографии, окончательно устанавливается обоснованность и справедливость выводов следствия, дается заключительная оценка всем материалам и обстоятельствам. Социальные, правовые и нравственно-этические дилеммы в каждом судебном деле всегда настолько серьезны и важны, что без их всестороннего и тщательного рассмотрения обойтись невозможно, и именно с этим связано неукоснительное требование закона о неуклонном соблюдении всех гарантий и прежде всего конституционного права обвиняемого на защиту!

 Вот почему я буду просить вас внимательно и терпеливо выслушать мои соображения. С целью помочь суду в безукоризненном и справедливом разрешении всех задач, которые к тому же касаются бывших работников органов юстиции. Мне не хотелось, чтобы где-то казалось, что именно в этом видит спасение Б. от постигшей его беды, что именно таким путем он хочет уйти от ответственности, а защита его защищать. Нет, как раз наоборот! Б. не ищет своей, формальной неуязвимости, а я его адвокат по уголовным делам Киев не сомневаюсь и точно знаю, что при всех обстоятельствах он просил бы суд рассмотреть по существу по понятным соображениям своей профессиональной и моральной реабилитации. Б., как вы помните, прямо ответил, что быть может к лучшему, что дело не было прекращено по - амнистии, ибо я буду иметь возможность опровергнуть по существу несостоятельное подозрение в несовершенном мною преступлении.

 Но я должен начинать его защиту с вопросов помилования, потому, что глубоко убежден, что процесс этот не должен был состояться вообще, что расследование должно было прекратить это производство, что предъявление Б. обвинения при всех условиях - недопустимое нарушение закона, серьезное нарушение конституционных начал правосудия. Если предписано прекратить производство не рассмотренные судами в отношении лиц, перечисленных в законе «Об амнистии» в данном случае в отношении инвалидов II группы, каким является Б., то это значит, что дело должно быть прекращено и расследование не вправе было предъявлять ему обвинение вообще!

 Приведенные соображения являются не только юридически несостоятельными, они прямо свидетельствуют о тенденциозном стремлении расследования любым путем вывести Б. из-под действия амнистии, несмотря ни на что обойти правила, исключить возможность прекращения дела. Ведь было очевидным, что получение инвалидности второй группы после издания помилования не имеет правового значения, что правило ограничено применением помилования не временем получения инвалидности, а временем совершения преступления! Другими словами, когда обвиняемый стал инвалидом - до или после опубликования амнистии, это никакого юридического значения не имеет. Для применения помилования важно, когда он совершил преступление - до или после принятия!

 Я адвокат по уголовным делам Киев утверждаю, что так говорит закон, именно так он четко сформулирован. Поэтому иначе трактовать этот вопрос не что иное, как стремление искусственно обойти норму, игнорировать ее требования, установить дополнительные ограничения ее применения.

Закон предоставил следователю и прокурору широкие процессуальные права, но не наделил, же он их функцией законодателя. Присвоение себе такой функции, да еще во имя искусственного обхода Конституции, чрезвычайное и, разумеется, недопустимое явление в практике осуществления правосудия. Оно должно быть в корне пресечено во имя высокого престижа и требований законности, во имя неукоснительного соблюдения Конституции! Следователь, присвоив себе функцию высшего органа государственной власти. Установил свое собственное дополнительное ограничение действия амнистии в отношении срока получения инвалидности. Он, другими словами, показал: «мало совершить преступление до амнистии, надо еще, чтобы инвалидность была получена до этого».

Но уважаемый суд, посмотрите, как это делается, какие «методы» используются для того, чтобы этот тезис обосновать, как обращается следователь с Конституцией. Здесь делается прямая попытка исказить четкие положения, неправильно трактуется само прощение, делается попытка преднамеренно запутать вопрос, искусственно усложнить его усвоение.

Так, дознаватель указывает в ответ на ходатайство защиты, что под действие подпадают лица, признанные инвалидами 1-2 группы ко дню рассмотрения комиссией материалов. Зная, что речь в ней идет о лицах, уже отбывающих наказание в местах лишения свободы, он пытается искусственно применить ее к Б., который подпадает под действие не 2, а ст. 5, распространяющейся на рассмотренные уголовные производства. Понимая, что административные комиссии компетентны, рассматривать вопросы амнистии к лицам, уже отбывающим наказание. Понимая, что установлен 3-х месячный срок для завершения работы административных комиссий по применению помилования к лицам данной категории, следователь, вопреки этому, пытается распространить сроки, на лиц, не имеющих никакой связи с их деятельностью. О каких «комиссиях» может идти речь. Б. находился под следствием, которое подлежало прекращению и его интересы представлял адвокат по уголовным делам. О каком 3-х месячном сроке могла применительно к Б., когда этот срок установлен для рассмотрения по суду? Он искусственно подменяет два различных понятия, совершает грубейшую юридическую ошибку и, вопреки всему, ограничивается таким путем. Искусственная подмена одного понятия другим, т. е. недопустимая юридическая фальсификация, превращается в серьезную в данном случае ошибку. Следователь, ограничив, срок действия помилования, берет на себя функцию законодателя! Между тем закон действует не три месяца, он действует и сегодня, и на будущее время для лиц, совершивших преступления до его опубликования! Следователь не вправе дополнять или изменять правила, а попытка таким путем искусственно вывести Б. из-под действия прощения, любыми путями уйти от применения не может быть признана допустимой и приемлемой!

При всех обстоятельствах не важно, под каким предлогом или в отношении кого персонально делается незаконная попытка его обойти. Это недопустимо вообще, при любых обстоятельствах, для любого лица, недопустимо.  И если адвокат по уголовным делам Киев позволю себе сказать несколько слов по поводу личности Б., в отношении которого в этом случае преднамеренно обходится норма, то лишь для того, чтобы показать вам не только принципиальную недопустимость, но и глубокую человеческую несправедливость этих попыток! Я не прошу вас о милости и снисхождении к Б. Я говорю об этом чтобы вызвать у вас сострадание к нему и жалость. Я указал об этом для того, чтобы показать всю правовую и нравственно-этическую неприглядность незаконных попыток обойти закон, превращающуюся в глубокую человеческую несправедливость! Не сомневаюсь в том, что этот принципиальный правовой вопрос будет решен вами правильно, как того требует норма, ибо вы, в отличие от следственных органов, не позволите отнестись к правилу безответственно и небрежно. Приговор выносится именем Украины, и нет в нем места для конституционных и социальных ошибок и упущений!

А теперь, позвольте обратиться к конкретным обстоятельствам, к отдельным эпизодам обвинения Б., которые «позволили» следственным органам более 9 месяцев держать его в тюрьме и предъявить ему обвинение в подстрекательстве к даче взятки. Но прежде всего о методах ведения следствия по этому делу, что имеет немаловажное значение для характеристики дознания и оценки представленных вам обвинением доказательств.

Я должен сразу предупредить, что при изучении материалов я встретился с незаконными методами. Ограничусь, по необходимости, приведением лишь некоторых из них, однако достаточно убедительных в этом отношении и серьезных:

1.  От 3 до 48 дней находились под стражей свидетели, лица, которые без предъявления им какого-либо обвинения содержались в заключение без допроса по обстоятельствам дела?!

 2. Как адвокат по уголовным делам Киев считаю, что следователи прямо дезориентируют свидетелей относительно обстоятельств, запугивают их, угрожают им арестом и осуждением, если они не дадут угодных следствию показаний. В ряде протоколов прямо так и формулируется: «Нам известно о совершенных вами преступлениях», хотя об этом ничего неизвестно, и уголовные производства не возбуждены.

3.  Касательно ряда свидетелей были применены угрозы и шантаж в такой форме, при которой они были поставлены перед необходимостью дачи заведомо ложных показаний. В материалах имеется письмо на имя Генерального Прокурора Украины гражданки Г. Которая подробно рассказала, какие методы были применены к ней при допросах и что явилось оговора себя и других. Вот некоторые выдержки из письма: «Я дознавателю М. говорила, что никому никаких денег не давала, а меня арестовали и отправили в камеру. На завтра я вновь отрицала, меня снова отправили в камеру и сказали, что отправят в тюрьму, если я не покажу... Далее повторилась та же история: дознаватель сказал, что меня скоро отправят в тюрьму, спросил, какие вещи мне нужны. На четвертый день меня допрашивал дознаватель Н., я отрицала какую-либо свою вину, на что Н. ответил: «Ничего, посидишь пару месяцев в тюрьме и подпишешь все». Адвокат по уголовным делам продолжает читать, «То, что вы больны - это неважно, в тюрьме есть больница, пойдете в суд по тем материалам, которые имеются, прокурор будет наш, у нас материалов хватит и без вашего признания. «Возьми санкцию прокурора и отправь Г. в тюрьму». Меня отправили в камеру, но протокола не составили. Г. находилась в заключении семь суток с 14 по 20 сентября. О своем состоянии в то время она говорила так: «Вернувшись в камеру, я находилась в ужасном состоянии. У меня больная 80-летняя мать, состояние было подавленное, я не знала что делать «неужели показать, что дала деньги, хотя этого не было». После дачи под влиянием страха неправдивых показаний, Г. была освобождена, пришла домой и тут же написала Генеральному прокурору заявление о причинах дачи ею неправдивых показаний: «Придя домой, я обо всем случившемся подробно рассказала. «Я оговорила человека под влиянием страха перед тюрьмой». Вот вам конкретный пример тех методов, которые применялись дознанием по этому делу. Шантаж, угрозы, запугивание все было пущено в ход для получения нужных показаний по этому делу! Цель, по мнению следствия, оправдывала в данном случае средства! Необходимы безукоризненная объективность, чрезвычайная бдительность и высокая принципиальность при рассмотрении доказательств по делу, где применялись такие методы ведения дознания, где проявлялась столь непонятная «заинтересованность» в непременном обвинении и компрометации работников правосудия и юстиции!

4. Наконец, я, как адвокат по уголовным делам Киев, хочу сказать о «процессуальных условиях», которые были созданы на тех стадиях расследования, где уже пришлось участвовать защите.

Следствием было предоставлено защите право на ознакомление с материалами в 6 томах за три дня до окончания срока, из которых два падали на субботу и воскресенье?! Что можно добавить по этому поводу? Разве лишь то, что в воскресенье были выборы в Верховный Совет. В этот время вынужден был работать в изоляторе для выполнения требований ознакомления. Откуда взялась такая удивительная безответственность, такое пренебрежение ко всему, такая процессуальная близорукость? Не удивительно, что у которого один глаз и значительная потеря зрения во втором, практически не в состоянии был ознакомиться с 6-томным делом, и вынужден был просить суд дополнительно предоставить ему такую возможность до начала процесса. Девять месяцев содержать под стражей человека по трем ничем не подтвержденным эпизодам и предоставить ему и его адвокату возможность знакомиться с делом в течение двух выходных?! Я думаю, что одно это говорит о недопустимой безответственности и процессуальной дефектности, требующего серьезной критической проверки и надлежащего реагирования!

 5. Заканчивая общую характеристику специфики и вскрывая его серьезную правовую дефектность, я могу указать и о том, что характер правовой дефектности расследования обусловливает собой особую процессуальную подсудность этого дела.

Анализ конкретных эпизодов настоящего дела не представляет какой-либо трудности со стороны фактической, но требует серьезного внимания со стороны правовой. Фактические обстоятельства эпизодов должны быть проанализированы очень целенаправленно и четко, должны быть рассмотрены под углом зрения того, имело ли место в данном случае подстрекательство к даче на руку. Ведь сам факт, того что адвокат по уголовным делам Киев принял какие-то деньги, отнюдь еще не говорит о том, что они давались «для взятки», и были предназначены для судьи. Здесь нужно четко установить не только сам факт передачи, но, главное, их предназначение, обусловленное в разговоре с получателем. Лишь тогда, когда со всей бесспорностью будет установлен факт дачи мзды для судьи, когда будут установлены конкретные переговоры по склонению взяткодателя, только в этом случае может идти речь об уголовно наказуемом деянии.

Следует иметь в виду наличие серьезной опасности пойти по пути «субъективного» решения этой проблемы, по пути односторонней оценки показаний того кто дал такие финансы, оценить, исходя лишь из чисто субъективного понимания этого, предположений, домыслов и догадок. Здесь, разумеется, неважно, что «думало» или «предполагало» лицо, дающее деньги. Что «считалось» или «мыслилось» по этому поводу. Здесь недостаточно того, чтобы, давая, со своей стороны термин «полагал», указывает конкретно кому.

Нет! Идя по пути таких «предположений», по линии чисто «субъективного» восприятия предназначения даваемых денег, очень легко скатиться на путь объективного вменения обвиняемому действий, о которых он лично никогда не думал и не мыслил совершать! Ведь судят человека не за чужие мысли, а за его собственные совершенные дела! Одним словом, при решении этой дилеммы необходимо исходить из определенных деяний их получателя. И только в этом случае есть ли провокация, когда получают деньги для судьи, если именно об этом шел прямой разговор, если именно так ориентировался тогда для кого именно! Не абстрактное предположение, а прямой характер умысла и деяний получателя определяет правовую природу уголовного производства и его правильную юридическую квалификацию! Вот под этим углом зрения я адвокат по уголовным делам и вы  должны быть проанализированы доказательства, рассмотрены факты, а затем оценены события по всем эпизодам обвинения.

I Эпизод с Л.

Эту часть следствие вменяется в таком виде: «Б., войдя в преступную связь с Т., совместно с ним подстрекал ее к даче взятки судье в сумме три тысячи долларов США. Она в августе в квартире Т. вручила 2000 долларов США, а после вынесения приговора Б. и Т. получили от нее в помещении областного суда еще половину. Полученную сумму обратили в свою пользу».

Вменение Б. этого факта является беспрецедентным примером нарушения законности, выразившимся в прямой фальсификации, очевидном искажении содержания показаний причастных к делу лиц, недопустимой в судебной практике тенденциозности. Давайте спокойно разберемся в этом эпизоде, объективно проанализируем сведения, просмотрим улики, которые вкладывает обвинение в основу этого инцидента.

Решим, прежде всего, главный вопрос: было ли на следствии и в суде хотя бы одно утверждение о том, что Б. имел какое-то отношение к разговорам о предполагаемой мзде и к передаваемым якобы деньгам? Оставляя в стороне правдоподобность показаний о передачи денег, что я адвокат по уголовным делам Киев представляю неправдоподобным и недоказанным по делу. Ставлю сейчас только одну локальную задачу: показывала ли когда-либо она, что ее подстрекали ее к взятке, передавала ли она что-либо. Была ли у нее когда-либо возможность выгоды? Отвечаю: вне зависимости от правдоподобности таких переговоров вообще, в ее же собственной версии никогда, нигде ни в какой форме не было.

Вот ее показания по этому поводу: «Где-то в июне он сказал мне, что, возможно, удастся договориться с арбитром, что вам дадут условно, но для этого нужны средства и подтвердил, что нужно две тысячи, а когда их дать, он сообщит дополнительно». В своем собственноручном заявлении от 16 апреля Л. писала: «Т. мне пообещал, что я получу условный срок, если дам, а ему удастся договориться об этом. В дальнейшем я дала Т. две тысячи долларов для передачи судье, а затем половину, что бы облегчить участь брата».

Таким образом, описала события этого события и в суде. «Волнуясь за судьбу детей, я решила пойти на это. В июле Т. Сообщил, что он договорился, что надо внести две тысячи. Я была согласна. В дальнейшем я принесла ему согласованную суму».

Я вновь подчеркиваю, что, не вдаваясь в оценку правдоподобности сведений о переговорах и о передаче средств. Во всех своих показаниях в суде, во всех своих собственноручных заявлениях прямо заявляла, что по мзде она никогда не общалась с Б., это обсуждалось только с Т.! Вы помните, как ответила суду и сторонам по этому поводу в заседании: «Лично Б. никогда со мной о деньгах не общался, что надо дать на руку, «не указывал мне, что надо дать 2000 дол. Б. не разговаривал со мной о взятки за Игоря. Лично Б. я никаких денег не передавала».

Кстати, вопрос о передаче якобы за брата, чрезвычайно характерен с точки зрения непричастности к переговорам. Игоря защищал Б. Он был его адвокат по уголовным делам Киев. С ним, казалось бы, необходимо было разговаривать обо всем, советоваться, во все его посвящать. Между тем, как она написала в объяснении, и об этой мзде разговаривала только с Т. и только ему вручила конверт. С Б. по этому поводу не общалась никогда, ему ничего не передавала.

Посмотрите в связи с этим ее показания: «Т. мне уведомил, что если речь будет идти о моем наказании, то он будет вести также общение о том, чтобы Игорь был осужден к тому сроку, который он отсидел, но для этого еще будут необходимы наличные». И в другом месте: «Т. мне сообщил: чтобы помочь И., тоже нужны финансы. Я ему ответил, у меня будет возможность достать только половину. Т. согласился с этой суммой». И далее, как вы знаете, брат, по ее словам, вручает не Б., не защитнику ее брата, а Т., который якобы вел с ней переговоры на эту тему. И далее: «Б. и не мог знать, что я дала конверт». Каким же образом конструируется виновность, и в чем обвинение усматривает причастность Б. к хабару? Каким образом и на основании чего вменяется ему этот подозрение?

Прокурор пытается ухватиться за данные полученные при общении с Б. насчет пресловутого «ключика», который якобы был в начале их знакомства. Какого характера была эта беседа, свидетельствует ли она о причастности Б. к преступлению, есть ли юридическое значение? Прежде воспроизведем ее текстуально. Показала: «Б., когда я пришла к нему, рассказал, мне нечего волноваться, что в моих действиях нет состава правонарушения, и он будет освобожден. Долго мы не разговаривали, куда-то торопился. Мы вышли на улицу, он сказал, что не нужно волноваться, что, возможно, удастся найти «ключик» по приговору. Я поняла это так, что для этой цели нужны доллары».

Я адвокат по уголовным делам Киев считаю, каждый, как известно, понимает по-своему. Но я лично понимаю из этого текста, поэтому Игорь невиновен и должен быть освобожден из зала суда». Я понимаю это так, что Б. не устрашал Л., не рисовал перед ней пессимистическую картину грозящего ее брату тяжкого обвинения и наказания, от которого надо спасаться любым путем. Наоборот, сразу же успокоил ее, причем успокоил ее как юрист, как адвокат, заявивший, что действия брата квалифицированы неправильно, что он сидит незаконно, что он, как юрист, не сомневается в благополучном исходе! Понятие о пресловутом «ключике» получило еще большую ясность. Прямо указал: «Б. меня успокоил, убедил, не надо волноваться, он найдет дорожку или путь к сердцу арбитра. При этом считала необходимым заявить: «Может быть, я неправильно поняла Б., может, думал он совсем по-другому. При всем этом всегда отчетливо заявляла: «Разговора о деньгах, о мзде у меня с Б. ни тогда, ни в последующем не было».

Вот весь разговор о пресловутом «ключике», я привел текстуально. Общение это ни о чем не свидетельствует, ни о чем не свидетельствует, он никакого юридического значения нет, он не может быть назван «подстрекательством». С правовой стороны не образует этого понятия. К тому же еще и сама объясняла, что «возможно неправильно поняла Б.»! Но главное значение в тексте, и времени этих переговоров. Когда была эта, сам по себе, ничего не значащая беседа, по отношению к будущей «взятке», служителю Фемиды К., который рассматривал уголовное производство, было ли это провокацией? Так вот, оказалось, что пресловутая беседа «о ключике», был еще за год до начала слушания дела, судья еще не был назначен рассматривать это дело. При этих обстоятельствах, о какой «дорожке», может идти речь вообще, о каком и чьем «подстрекательстве», о какой «мзде», какому судье? Попытка трактовать эту ничего не значащую саму по себе беседу, имевшую место за год до начала переговоров о хабаре с совершенно другим лицом и задолго до появления служителя Фемиды. Рассматривавшего материалы, в качестве основания для установления состава уголовно-наказуемого подстрекательства. Как адвокат по уголовным делам Киев полагаю это не что иное, как попытка изобразить обстоятельства вопреки их логическому, хронологическому и правовому значению.

Для состава подстрекательства нет значения, что «думала» или «полагала» Л., как расценила и поняла она путь к сердцу еще не приступившего к обязанностям служителя Фемиды. Уголовно наказуемое деяние это прямой состав, он предполагает наличие всех элементов данного правонарушения, он требует точной договоренности о взятке и непосредственных поступках лица по склонению к совершению данного преступления!

Легко представить себе, в каком положении оказались бы люди, а тем более работники правосудия, если бы для привлечения к уголовной ответственности было бы достаточным руководствоваться предположениями и догадками тех, кто исходит подчас из обывательских представлений о правосудии и законности. Представить положение адвоката, если бы он был лишен возможности разговаривать с клиентом о перспективах, проблемах квалификации, если б не мог он успокоить своего клиента, когда есть к тому определенные основания, рассказать о своих мыслях и надеждах на возможный результат.

Защитника, если бы беседа адвоката по уголовным делам с клиентом по делу просматривалась сквозь призму представления об этом его подзащитного или его родственников, имеющих весьма смутное, а подчас и превратное представление о правосудии, законности, справедливости и о роли участников процесса в судопроизводстве! Ведь таким путем нетрудно дойти до абсурда, так как любой диалог защитника может быть воспринят клиентом как преступная связь?! Может ли правосудие допустить такое положение, может ли оно руководствоваться столь обывательским представлением о вещах, превращающимся в данном случае в грозную опасность для работников юстиции?

Рассмотрение, которые приводит обвинение в обоснование виновности Б. по этому подозрению, приводит к выводу о несостоятельности подозрения, о полнейшем отсутствии в отношении его каких-либо улик, о беспомощности и очевидной тенденциозности обвинения.

Посмотрите, какие аргументы приводит в подозрении Б.:

1. Б. и Т. успокаивали Л., обещали сделать все возможное, чтобы благоприятно кончилось уголовное производство.

2. Вина Б. подтверждается только описаниями, что интересы ее брата на досудебном производстве и в суде защищал Б.

3. Адвокат по уголовным делам Киев Б. и Т. дружны, они обычно вместе проходили в зал судебного заседания и вместе уходили после процесса, они проживают в одном доме.

4. При встречах Б. уведомлял, что будет добиваться, чтобы его осудили, на срок, который он уже отбыл в изоляторе.

5. Письмо Игорю, в котором она писала: не предпринимай ничего, не посоветовавшись с Р. это необходимо.

6. Показания К., что под его председательством рассматривались материалы, а защитниками были защитники Б. и Т., что при общении адвокат по уголовным делам Киев ничего от них не получал.

 Перечислив все эти приводимые «доказательства», можно сказать лишь одно: в каком же состоянии доказательственной беспомощности находится эта часть обвинения, если подобные «доказательства» приводятся в основу! Можно ли проживание Т. и Б. в одном доме выдвигать в качестве вины. Причем, тут его заявление, что он будет добиваться благоприятного исхода дела? Это доказывает как раз не о мзде, а о добросовестных усилиях, которые предпринял адвокат по уголовным делам Киев! Причем тут сведения о каких-либо договоренностях, которые он вообще отрицал? Откуда такая безответственность, как могло быть все это использовано и приведено в качестве виновности, по какому праву следователь дает столь безответственную оценку фактам, приводит столь абсурдную, столь нелепую аргументацию?

 Я полагаю, это должно быть предметом особого внимания компетентных учреждений и должностных лиц, что Фемида не пройдет мимо столь очевидных фактов нарушений требований закона и методов ведения расследования, что будут сделаны по этому поводу соответствующие выводы. Такими методами следствие в настоящее время осуществляться не может, такие аргументы не могут быть положены в основу подозрения!

Адвокат по уголовным делам Киев в дебатах при обвинении в неправомерной выгоде

 Если мои коллеги по характеру предстоящих им сложных защит будут невольно обременены необходимостью тщательного, всестороннего и досконального анализа множества фактических и правовых вопросов, тогда я уголовный адвокат могу  быть максимально Лаконичен в этом. Могу себе позволить осветить некоторые общие, принципиальные проблемы, имеющие существенное значение для характеристики до судебного следствия и обвинения по настоящему делу в целом. Полагаю, анализ общих, принципиальных вопросов настоящего дела имеет большое значение. Дело слушает Верховный Суд Украины - высшая судебная инстанция, приговоры и определения которой определяют направление судебной политики и символизируют государственный подход к решению правосудия и законности. Верховный Суд стоит не только перед локальной задачей юридически безупречного разрешения конкретных эпизодов каждой процессуальной фигуры в отдельности. Перед нами, прежде всего задача правильной оценки дела в целом, оценки принципиальной качественности следствия. Следствие, несомненно, должно проявить высоко ответственное отношение к решению принципиальных вопросов. Адвокат по уголовным делам должен, обязано проявить безупречную объективность в оценке конкретных эпизодов, в решении правовых проблем, в определении мер взыскания. Обвинение должно было активным участником тщательной проверки качественности до судебного следствия,  соответствия требованиям закона,  недопустимости каких-либо процессуальных нарушений или необъективной оценки материалов дела и его квалификации. В настоящем деле функция прокуратуры была особо ответственной, процесс этот в отношении работников прокуратуры, должностных лиц, наделенными особыми полномочиями, лиц, которые распоряжались судьбами людей, их жизнью, честью и свободой. В этом деле, как ни в каком другом, должна быть проведена особо четкая правовая дифференциация участников процесса, точно определена социальная значимость преступных действий посредников и взяткодателей, правильно объяснена и индивидуализирована роль каждого подсудимого и мера ответственности. Совершенно очевидно, что основной предпосылкой всему  должна была явиться правильная оценка и соответствующее решение фактических доказательств по делу. В связи с этим я адвокат по уголовным делам Киев хочу сказать о той принципиальной тенденции, которой характеризуется направление правосудия. Если попытаться в общем виде сформулировать эту тенденцию, то это четко выраженное стремление к максимально точному решению правовых проблем. В этом направлении ориентируется судебная практика, этим занимается наука права сегодня, изыскивающая пути применения к общественным, правовым явлениям точных наук. Это характеризует объективную тенденцию правосудия на современном этапе, закономерность развития и совершенствования процессуальных форм уголовного судопроизводства. Итак, точность в урегулировании доказательственных и юридических проблем и правильность в определении  значимости действий подсудимых  важнейшие предпосылки надлежащего разрешения настоящей проблемы! А теперь посмотрите, как отнеслось к разрешению этих затруднений в подозрении. Я адвокат по уголовным делам, разумеется, не в состоянии, да и не вправе анализировать все дефекты до судебного следствия в части доказательств.  Этому посвятят речи мои уважаемые коллеги. Я могу показать это лишь на отдельных примерах, продемонстрировать в общем виде, дать им серьезную оценку. Этого, будет достаточно, чтобы убедиться в серьезной дефектности подозрения, прийти к выводу о необходимости всесторонней критической проверки и соответственной оценки их выводов и заключений. Применительно к вопросу о качественности подхода к  процессу позвольте, привести вначале пример относящийся к обвинению Л.  Преступление  было совершено шесть лет назад, оно при всех условиях подпадает не только под 3-летний, но уже и под 5-летний срок давности.  О какой каре при этих условиях может идти речь вообще, почему прокурор обходит этот важный вопрос, игнорируется? Это характеризует отношение к разгадыванию юридических затруднений, свидетельствует о недопустимой безответственности и очевидной дефектности обвинения.  Совершенно невероятная картина со стороны доказательств, например, в отношении подсудимого А. Его защищает другой адвокат по уголовным делам. Я, разумеется, не собираюсь, да и не смог бы в этой защите его подменить. Это осуществит он сам, будучи вооружен всем арсеналом средств, опровергающих это несостоятельное подозрение. По эпизоду А. следствие проведено неблагополучно во всех отношениях.

  Каких-либо доказательств дачи взятки по делу Ш. со стороны заинтересованных лиц семьи последнего следствием не найдено. Ш. к уголовной ответственности, как известно, не привлечены, они категорически отрицают дачу взятки, и связь по этому поводу с А. Взяткодателем искусственно делается А., посторонний Ш. человек, категорически отрицающий свою  вину, и по самой логике событий не может быть взяткодателем. Прокурором приводятся совершенно несостоятельные аргументы в обоснование его виновности: посещение, им судебного процесса Ш. или факт отдачи К. в это время некоторых своих долгов. Причем тут А., причем здесь листок календаря на столе К., где перечислены фамилии его кредиторов? Весьма серьезной загвоздкой является дилемма о законности дифференциации действий взяткополучателей и посредников, правильное разграничение подсудимых и надлежащий выход из юридических задач. Квалификация их действий не была  проанализирована  с учетом фактических обстоятельств и требований уголовного закона. Прокуратура не представила и, адвокат по уголовным делам это заметил, серьезных  соображений в обоснование своего вывода о виновности указанных лиц в соучастии во взяточничестве, о перерастании их действий с посредничества к соучастию в форме пособничества. Назвав простых посредников соучастниками взяточничества путем неосновательно придания им якобы «организующей роли», следователь искусственно преувеличивает роль этих лиц, приравнивает посредников к взяткополучателям и тем самым искусственно смещает центр. Уголовный адвокат в дальнейшем конкретно проанализирует целый ряд других задач, где были допущены серьезные доказательственные ошибки. Но один раздел подозрения, будучи участником настоящего слушания, мы не вправе обойти. Это индивидуализация наказания, которые предлагались прокурором. Совершенно очевидно, что в уголовной процедуре тема важная и серьезная. Наказание — это не абстрактное понятие, не безотчетное субъективное мнение прокурора или суда.  Наказание,  имеет свои определенные объективные критерии, в конкретном случае обусловливают его законность, целесообразность и справедливость. Правильное применение закона в части наказания важнейшая предпосылка качественного приговора, необходимое условие воспитательного эффекта правосудия! В связи с этим посмотрите, уважаемый суд, как это решается прокуратурой, посмотрите на это с точки зрения нравственной и юридической. Я адвокат по уголовным делам Киев, разумеется, далек от того, чтобы идти по пути примитивного сравнения наказаний, предлагаемых подсудимым. Как уголовный адвокат, тем более далек от упреков прокуратуре в неоправданной гуманности по отношению к тем судимым, которым получили сравнительно мягкие меры кары за содеянное. Необходимо просмотреть этот раздел  со стороны его справедливости и  обоснованности, понимания природы этой процедуры в целом и роли в нем каждого подсудимого в отдельности. Я  готов согласиться, что С. случайно оказался подозреваемым, что в своих действиях он был движим, скорее желанием помочь в беде своим родным, я вовсе не возражаю, чтобы к нему отнеслись, насколько это возможно, гуманно. Налицо очевидное нарушение процессуального равновесия, искусственное смещение. Думаю, что это глубокое искажение социальной природы проблемы, непонимание его перспективы! То же самое произошло со сроками, которые прокуратура просила определить посредникам и некоторым взяткодателям. Не только уголовному адвокату, но и всем совершенно очевидно, что О. и К., будучи не должностными лицами прокуратур, вне зависимости от доказательств их причастности, являются по делу посредниками. Подумайте, насколько это неоправданно, насколько непродуманно, неубедительно и несерьезно! По этому делу необходимо проявить государственный, глубоко и сугубо индивидуализированный подход. Необходимо иметь в виду принципиальную разницу в степени социальной опасности должностных лиц, которые получали взятки, и тех, кто был вовлечен в эту орбиту, оказался на скамье судимых случайно, а подчас явился объектом прямого вымогательства и шантажа. Правильное определение и сугубо индивидуальный выход для  судьбы каждого подсудимого в зависимости от степени и характера вины является важнейшей предпосылкой правосудного приговора. Таковы некоторые общие  проблемы, таковы соображения, которые с несомненностью говорят о необходимости весьма критического отношения к материалам и отдельным выводам, таковы предпосылки, определяющие огромную важность и сложность стоящих перед вами задач.

Адвокат по уголовным делам в деле об умышленном убийстве

Уважаемый суд!

Вторично, как вы знаете, приходится мне участвовать в этом судебном процессе, снова произносить защитительную речь, вновь анализировать и оценивать доказательства и высказывать свои суждения по поводу обстоятельств и событий этого трагического дела по обвинению в убийстве. Дело это действительно трагическое - как по обстоятельствам самого случившейся трагедии, так и по процессуальным последствиям. Ведь я адвокат по уголовным делам как участник процесса со всеми присутствующими отдаем себе отчет во всей трагичности случившегося, всей мере той большой человеческой трагедии и беды, которая постигла потерпевшего и его семью. Погиб молодой, двадцатипятилетний человек, погиб неожиданно, средь бела дня, погиб от смертельных ожогов, оказавшихся недоступными для медицины. Большая человеческая трагедия, огромное, ни с чем несравнимое несчастье!

Трагичным оказалось это дело и по его процессуальным последствиям: почти два года велось следствие, год по подозрению в убийстве сидит в тюрьме человек, который категорически отрицает свою вину в производстве, в отношении которого трижды прекращалось за отсутствием доказательств его виновности!

Послушайте, уважаемый суд, формулировку одного из постановлений о прекращении дела Д, принятого еще в прошлом году. В ходе следствия выдвигалась версия о том, что поджог М был якобы совершен обвиняемым. Однако эта версия подтверждения не нашла, состав правонарушения в его действиях не усматривается, несчастный случай произошел из-за неосторожности самого М. Производство, в связи с этим, подлежит прекращению за отсутствием состава правонарушения. Что же послужило причиной того, что постановление это было отменено, что вновь проводилось досудебное расследование, снова исследовались и проверялись все факты и обстоятельства?

Я адвокат по уголовным делам в Киеве, глубоко убежден в том, что последовавшее через полтора года прекращение криминального производства и неудачная, как мы увидим, попытка его доработки и направление письменных доказательств в суд — это своеобразная реакция на поведение потерпевших. Стремление как-то удовлетворить их интерес, застраховаться от постоянных жалоб, претензий, обвинений и угроз.

Перед пострадавшими, как мы убедились, не стоит задача объективно разобраться в проблеме, найти истинную причину несчастья, познать действительные обстоятельства постигшей их беды. Нет! Единожды внушив себе, что виновником несчастья является сидящий перед нами на скамье подсудимых мужчина, не признают каких-либо других версий, для них неправдоподобны и неприемлемы любые выводы и оценки, в которых высказываются сомнения о виновности подсудимого. Однако специфика поведения потерпевших и трагизм всего случившегося не должны психологически довлеть над нами, не должны отражаться на объективности и беспристрастности судебных выводов и оценок.

Правосудие — не жертвоприношение, здесь не действуют средневековые догмы, неуместны суждения – «где жертва — там заложник». Так скажет каждый адвокат по уголовным делам. У правосудия другая логика, совсем другие задачи и цели, а трагизм этого дела не упрощает, а усложняет задачу. Он обуславливает необходимость глубокой максимально объективной оценки всех его обстоятельств, требует серьезного и непредубежденного подхода к доказательствам и фактам. Чтобы вслед за одной человеческой трагедией не последовала бы и другая! Итак, после возвращения материалов дела, последовало новое обвинение и после его трехкратного прекращения, поступило все же в суд для его рассмотрения по существу. К чему же привело судебное рассмотрение этого производства, имевшее место, как вы знаете, шесть месяцев тому назад? Суд по имеющимся материалам не смог вынести приговор, и прямо указал: «Д ни на следствии, ни в суде виновным себя не признал, утверждая, что бензином ни пострадавшего, ни его автомашину не обливал и не поджигал. Эта позиция подсудимого, подчеркивается в определении, в достаточной степени не опровергнута». Более того, в процессе прямо указано, что «из двух основных версий гибели вполне вероятна версия о том, что М получил смертельные ожоги в результате несчастного случая - в связи с неосторожным обращением с огнем при курении».

Исследуя и оценивая важнейшие обстоятельства этого дела, суд подчеркивает, что «в материалах нет данных, свидетельствующих о неприязненных взаимоотношениях между указанными лицами», что «не лишено оснований утверждение, что спор о 2000 гривнах не мог послужить основанием, чтобы принять решение об его убийстве». Адвокат по уголовным делам установил, что нет причины, в силу которой скрывался факт совершения преступных действий», что «многократные ссылки на слухи о поджоге, при отсутствии очевидцев, не могут иметь существенного значения для разрешения данного вопроса».

Какие же результаты дало новое доследование, каковы итоги нового судебного разбирательства, имевшего целью проверить и оценить эти результаты? Какие доказательства выдвигает прокурор для доказательства виновности?, где доказательства кем совершено это дикое и ничем не оправданное убийство? Обвинительный акт построен так: механически перечисляются протоколы показаний граждан как свидетелей, - и вне зависимости видели ли они происшествие. Не важно, одним словом, что показал тот или иной свидетель, лицезрел он событие, имеет ли отношение к криминалу. Важно представить или истолковать сказанное, таким образом, чтобы создать иллюзию его относимости к разбирательству, видимость его значения для обоснования вины.

Именно так сторона обвинения подходит к обоснованию вины. Чтобы не быть голословным, как адвокат по уголовным делам приведу несколько конкретных примеров того, что в данном случае применяется именно такая «методика». Так, прокурор приводит в качестве доказательства вины показания Щ, уличающего якобы его в преступлении. Между тем при любой трактовке сказанного этим свидетелем, данных им в процессе, можно сделать один лишь вывод — сообщенное очевидцем, объективно не уличает, и не может быть использовано для обвинения. Свидетель, как вы помните, прямо сказал: «Кто подходил с ведром я не помню, я лично опознать подозреваемого не могу. Я лично не видел, чтобы кто-либо плеснул горючим, я не видел, чтобы кто-либо кого-то поджог». То есть, он не является очевидцем криминала, его сведения при всех условиях не могут быть положены в основу подозрения, они, как говорят, «нейтральны по отношению к событию», не имеют процессуально-доказательственного значения.

Возьмите изложенное Т, на которые также ссылается сторона обвинения. Данные эти несколько специфичны, неоднородны. Т в настоящее время категорически отрицает правильность своих первоначальных показаний, утверждает, что не давал их в том виде, как они записаны следователем, что «подписал протокол, не читая его». Уже на двух судебных процессах он категорически утверждал: «Я лично не знаю, чтобы обвиняемый плеснул бензин из ведра на машину или на другого человека. Я лично не скажу, что он кого-то спалил». Чрезвычайно важны, в связи с этим, сведения от другого свидетеля, который, по версии, был якобы непосредственным очевидцем события. Г действительно говорил, что не знает за что-то ударил Д и от этого удара разлился нефтепродукт из имевшегося у него в руках ведра, попав на одежду и на тело.

Суд и адвокат по уголовным делам на обоих судебных процессах скрупулезно проверяли и уточняли сведения, выяснялись подробности и обстоятельства этого инцидента. Что же говорилось по существенным обстоятельствам этого события? На первом процессе он сказал: «Первым ударил М. После этого удара, выплеснулось из ведра». Вопрос: «Что Вы понимаете под словом «выплеснулось», считаете ли Вы, что Д плеснул бензин нарочно?» Ответ: «Я видел, как выплеснулась жидкость из ведра, но я не утверждаю, что нарочно плеснули горючим. Я не видел и не знаю». Нам показывалось также достаточно определенно: «Сам Г факт узрел так: Обвиняемый с ведром подошел к потерпевшему и тот его ударил. Все выплеснулось на М. Я лично не поведаю, что был умышленный поджог». Попытались уточнить этот инцидент, конкретизировать вопрос: «Одно дело – «выплеснулся», другое дело – «плеснул бензин из ведра» - это разные вещи. Как же все-таки было? «Ответ на этот раз был однозначен: «Сейчас могу уточнить: что выплеснулось после удара».

Показания Г - специфический источник доказательств. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что он — работник полиции, был, возможно, профессионально заинтересован в поддержании версии следствия, что он, будучи другом, хотел в то же время поддержать как-то версию отца. Быть может, этим объясняются его первоначальные и ныне сохранившиеся сведения о нахождении ведра с бензином в руках. Как утверждает адвокат по уголовным делам, Г показывал всегда, что произошло все это непроизвольно, он отрицает преднамеренные действия по поджогу, объясняет все это неблагоприятным стечением обстоятельств, результатом несчастного случая! Четко сказано и о том, что сам потерпевший не говорил ему, кто действительный виновник этого несчастья, что все-таки послужило причиной случившейся беды: „Я видел М и в 39-й больнице, и в ГИТО. Я спрашивал его — кто его зажег. Но он мне этого не сказал, хотя я спрашивал".

Приводятся и другие люди. Я объединяю в данном случае всех вышеперечисленных, ибо все эти показания практически идентичны, ни один из них не был очевидцем факта преступления, не будут судить о причастности к происшедшему. Н: «Я не могу вспомнить, как облили и подожгли человека, я этого не повторял с чужих слов. Д я вообще опознать не смогу». Ч: «Что произошло, почему загорелся человек - я не знаю, ходили разные слухи. Самого обвиняемого я не опознаю, мне кажется, что тот человек был постарше лет на десять». М: «Я не видел того, как кто-либо обливал или поджигал человека. Не узнаю в этом человеке, который открыл капот, и сливал жидкость в ведро. Тот мужчина был вроде без усов». Обвинение серьезное, и я не уверен». З: «Свидетелем самого факта загорания я не был. Также не видел человека, который сливал нефтепродукт. Потом интересовался, но толком мне никто ничего не ответил, все отвечали по-разному. Считаю, что могли быть разные варианты, могло быть и самовозгорание. Незнаю, как это произошло, меня вызвали на допрос через год после случившегося». Б: «Я скажу только со слов. Драки не было, были только разговоры. Не знаю, как и отчего загорелся человек".

Адвокат по уголовным делам указал на особое внимание на сведения от К, которого следствие выдвигает в качестве важного очевидца виновности, ибо он «видел ссору по поводу долга и якобы слышал о поджоге от брата потерпевшего». Между тем четко показано; «Я не очевидец как все это произошло, я не верю, что подожгли. Знаю, что он сам поведал врачам, что загорелся по своей неосторожности. Я вез его в больницу. По дороге он ничего не сообщил. Я спросил: «Что с тобой случилось?» Он простонал: «Все глупо, потом он не растолковал, в чем выразилась эта глупость». Так выглядят показания лиц, достоверность и объективность от которых не вызовет сколько-нибудь серьезных сомнений.

Анализ этих двух процессов, позволяет сделать следующие выводы:

1. В материалах нет ни единого свидетеля, который прямо или косвенно подтверждал бы факт виновности, говорил бы о его непосредственной причастности к трагическому инциденту.

2. Выводы о доказанности виновности в убийстве потерпевшего свидетельскими показаниями являются несостоятельными, основанными на тенденциозной и вольной трактовке сказанного допрашиваемыми лицами.

Были допрошены трое потерпевших — отец погибшего — его жена — Ольга и брат — Николай. Я адвокат по уголовным делам уже имел возможность высказать свои суждения о характере поведения пострадавших их специфике. Мне не хотелось бы подробно говорить об этом вновь. Всем нам понятна та огромная трагедия, которая связана с потерей ими сына, мужа и брата, но искать утешение своей беды в бездумной и неоправданной мести, в создании искусственных улик, в требовании наказания невиновного? Не утешение это, а глубокое человеческое заблуждение, обидное пренебрежение и неуважение к памяти погибшего! Куда убедительней и достойней выглядел бы отец, если б просил у правосудия не мести, а правды, если б просил, во имя памяти безвременно погибшего сына, быть осторожней в выводах и оценках, с тем, чтоб не совершить несправедливой ошибки, не покарать невиновного! Однако родственники ведут себя иначе, идут по другому пути. Никогда отец не вспоминал, что сын поведал ему, что его именно облили бензином. Ранее - 30 июля — он утверждал, что «Не скажу, что случилось с сыном, он мне ничего не говорил». На первом суде прямо указал: «Лично у меня не было разговора с сыном о том, что с ним произошло». Ольга со своей стороны подтверждала, что «отец не разговаривал с мужем, он только посмотрел на него, расстроился и вышел». Теперь же отец утверждает другое, что слышал якобы от сына, что виновником всему является Д, что он «уверен», что это якобы он все это совершил.

Адвокат по уголовным делам указывает, что аналогичное движение происходит и с Ольгою. На всем протяжении следствия она ведала, что от М не слышала о причинах происшедшего и виновнике беды: «Он был в сознании, я спрашивала, как все произошло, но он ответил: «Отстань, я не хочу говорить», просился домой, простонал что ему плохо». При первом судебном разбирательстве она подтвердила это: «М мне не говорил, что с ним произошло». Сейчас же Ольга, хотя и не сообщает, что слышала обо всем этом из его уст, но утверждает, что уже тогда «слышала об этом со слов К». Правомерен был вопрос: «Почему же, несмотря на неоднократные допросы, Вы почти два года об этом молчали?» Ответ: «Объяснить это не могу». Неправдоподобно выглядят и показания брата, который неожиданно в процессе заявил, что «уже тогда знал о том, что во всем виноват Д».

Недоумение суда было естественным: «Почему не заявили об этом сразу, почему не кричали — Вы же родной брат» Ответ был также беспомощным: «Меня об этом не спрашивали». Из всего сказанного ясно, что показания потерпевших — недостоверный источник доказательств, они неубедительны и противоречивы, их направленность — тенденциозна, они не могут иметь серьезного доказательственного значения, не могут быть положены в основу обвинения.

В качестве так называемой «косвенной улики» виновности в совершении преступления следствие выдвигает то обстоятельство, что его тесть передал отцу погибшего 10000 гривен. Адвокат по уголовным делам указал, что тот действительно не отрицал факта передачи отцу М означенной суммы, однако утверждал, что передал эти деньги только для того, чтобы потерпевшие не мстили бы его семье. Заявил при этом, что Д не знал об этом, что сделал это по своей инициативе, что с зятем об этом не советовался и не говорил. Мой зять не сообщал мне, что он в чем-то виновен, он не просил меня ехать в село и платить деньги, я сделал это сам, без него». Случилось так, что тесть по собственному разумению и инициативе под влиянием страха за своих внуков и детей передал деньги отцу погибшего. Но какое отношение имеет это к Д, в какой мере свидетельствует это о его виновности? Как выяснилось, не знал, что происходит за его спиной, он не знал о переговорах и деньгах — это четко подтвердил сам. Так может ли это обстоятельство быть использовано в качестве его вины, может ли рассматриваться это в качестве улики? Переданные в целях предотвращения возможной мести деньги не создают доказательственного значения, а попытка представить это обстоятельство в качестве улики показывает лишь об искусственности и тенденциозности следственных построений.

Адвокат по уголовным делам и суд до сих пор мы анализировали «доказательства», приводимые следствием в обоснование вины. Оказалось, что в действительности такого нет, что утверждение об этом находится в очевидном противоречии с материалами производства, с показаниями допрошенных свидетелей, с фактическими обстоятельствами инцидента. Одного этого было бы достаточно, чтобы отвергнуть все подозрения, считать его недоказанным, не подтвердившимся материалами. Однако по настоящему делу имеется возможность опровергнуть обвинение не только негативно, не только в силу отсутствия его виновности, но и позитивно, ибо в документах имеются убедительные доказательства несостоятельности следственной версии. Эти, так бы молвить, «позитивные» аргументы делятся как бы на две категории — на логические и фактические улики. Логические соображения несостоятельности версии состоит в том, что версия об убийстве М по характеру своему, по своей логической природе и структуре неестественна, нереальна, неправдоподобна!

Можно ли себе представить, что Д средь бела дня, на глазах у сотен рядом стоящих людей, преднамеренно облил М бензином и поджог его? Можно ли предположить, что таким диким путем решил расправиться с человеком из-за какого-то долга в 2000 гривен, рискуя, при этом, быть обвиненным в умышленном злодейском убийстве?

Адвокат по уголовным делам полагает, что представить и предположить это просто невозможно, ибо это выходит за пределы человеческой логики, естественных человеческих инстинктов и элементарных представлений о вещах! Можно ли себе представить, что из многих сотен людей, толпившихся в воскресный день на автомобильном рынке, при таком способе открытого и дерзкого убийства не нашлось бы хотя бы одного свидетеля, который бы видел и мог бы подтвердить этот факт? Полагаю, что и этого представить себе невозможно, и если таких свидетелей все-таки не оказалось, то не было и самого этого факта!

Наконец, можно ли себе представить, что если бы все это было так, если бы виновен в происшедшем был бы действительно Д, то М ни в момент происшествия, ни после этого, ни по дороге в больницу, ни по дороге в ГИТО, ни жене своей, ни другу, ни врачам, ни следователям не произнес бы, кто же во всем этом виновен, кто же так дико и жестоко с ним поступил? Спрашивали жену - Ольгу: «Говорили ли Вам, кто же виновен во всем происшедшем?» Она ответила: «Я была у мужа 11-го и 12 июля. Он мне не рассказал, что произошло. Сначала я не спрашивала — ему было плохо, а потом я спросила, но он ничего не прошептал». Опросили Г, который сопровождал его в реанимацию. «Я видел М в 39-й больнице, я спросил его – «Кто ж тебя поджог?» Но он мне этого не говорил, хотя я его об этом спрашивал».

Адвокат по уголовным делам допросил К, который также сопровождал его: «Когда Вы везли М неужели он Вам не сказал, кто его поджог?», его спросил, а он ответил: все нормально, кто его поджог он не высказывал». Вызвали врачей, рассмотрели документацию. Вот теперь позвольте, уважаемый суд, рассмотреть уже не «логическую», а фактическую картину, рассмотреть те реальные факты, которые прямо опровергают неправдоподобные выводы следствия. Посмотрите, прежде всего, документ — историю болезни, где зафиксированы его собственные объяснения о причинах случившегося: «Из дневника истории болезни установлено, что он пояснил, что 10 июля он был с сигаретой, вспыхнул бензин, его потушили, дальнейшее не помнит». Посмотрите текст телефонограммы: в 10 ч. 15 минут в 39-ю больницу доставлен М, 25 лет. Со слов пострадавшего, вспыхнула машина у комиссионного магазина, и он получил ожоги». Допросили медсестер и врачей, которые оказались у постели больного и имели еще возможность поговорить с ним и расспросить его по поводу случившегося. Старшая медсестра Скороходова Т. И. показала: «10 июля в 10 час. 15 мин.  Был доставлен М. Я стала выяснять у него, отчего произошли обширные ожоги. Он ответил, что переливал бензин из машины в ведро». Вы помните показания Скороходовой в суде: «Я поинтересовался, что случилось? Он — переливал бензин, и попала искра от папиросы. Он так объяснил». Допросили врача-реаниматора из ГИТО — тов. Перцовича И. К. «Когда я осматривал, то поинтересовался, где он получил такие ожоги. Он поведал, что получил их на стоянке автомашины из-за неосторожного обращения с огнем, т. к. бензин загорелся от чего-то, кажется от папиросы. На следующий день в палате с М беседовал один из работников полиции. Я слышал, что на вопрос об ожогах шептал, о несчастном случае, т. е. то же самое, что сказал и мне». Наконец, при последнем доследовании допросили следователей полиции, которые сразу же по сообщении об инциденте приехали в больницу, разговаривали с М или были свидетелями разговора других. Начальник следственного отдела тов. Зубарев В. И. по настоянию адвоката по уголовным делам показал: «Мы приехали, где уже находился инспектор Чурбанов. Сообщил, что М разговаривал плохо, невнятно. Из беседы он понял, что он обгорел по неосторожности». Аналогичные показания дал и следователь Фартыгин С. И., который также пришел в ГИТО для получения показаний от потерпевшего: «Мне лечащие врачи отказали в посещении. Однако я встретил Ч, который сообщил, что в силу плохого состояния М он не смог взять с него объяснений, но свою беседу с ним оформил справкой, в которой указал, что он обгорел по неосторожности».

Сам Чурбанов А. Н. на следствии и в суде показал: «Меня интересовал вопрос, кто и за что облил М бензином или же он сам облился по неосторожности. Из его жестов я сделал вывод, что его не облили. Но объяснить все происшедшее он не мог». В суде, вы помните, прямо заявил: «Я интересовался, что случилось, подожгли ли тебя? Он сказал — нет». У меня сложилось впечатление, что никто его не обливал, что это несчастный случай». Итак, ни жене, ни друзьям, ни врачам, ни следователям М не говорит о действиях Д, не называет его имени, не обвиняет его. У кого же после этого есть моральное или процессуальное право делать такие предположения и предъявлять такое обвинение?

Версия прокурора о виновности Д не подтверждена доказательствами, она опровергается фактами, документами, показаниями самого М, она не создает под собой ни фактических, ни правовых оснований! Адвокат по уголовным делам не раз указывал, что жизненный путь Д — не простой. У него действительно были две судимости, он действительно провел в заключении в общей сложности около девяти лет. Однако все судимости были давно, в несовершеннолетнем возрасте, когда не сформировалась еще его психика и личность, не созрел его социальный и нравственный облик. Рано оставшись без родительской помощи и поддержки, будучи с малых лет предоставлен улице и самому себе, в свои незрелые годы совершил, видимо, немало глупостей и ошибок. Однако в дальнейшем он все понял и осознал, приобрел профессию, создал хорошую семью, честно и добросовестно трудился, имеет двух несовершеннолетних детей. Его судимости давно погашены, его характеристики — бесспорны. Отмечается его добросовестность, общительность, вежливость, авторитет, доброта». Все это представляет о том, что нравственный и социальный облик не вызывает сегодня каких-либо сомнений, что прежние судимости не должны довлеть над судом при решении вопросов данного дела, что такого страшного преступления он совершить не мог!

Ваша честь! Уважаемый суд!!!

Вы заслушали очень серьезное дело и адвокат по уголовным делам защищает от обвинения в совершении умышленного убийства. Но столь серьезные подозрения требуют для их поддержания бесспорной доказанности происшествия, безукоризненной точности в выводах и оценках, абсолютной уверенности в ее состоятельности. Между тем этого в настоящем деле нет, вина Д ничем не доказана, не случайно первый суд виновным Д также не признал! Сейчас вы рассмотрели это дело после доработки и вновь убедились в том, что доказательства вины в деле отсутствуют, их там не было ранее, их нет и сейчас. Такова объективная оценка фактов, таковы реальные и неопровержимые результаты расследования, таковы итоги судебного рассмотрения этого дела!

При этих обстоятельствах как утверждает адвокат по уголовным делам, единственно возможным приговором по этому делу является оправдательный приговор! Только такой приговор будет подлинно справедливым и правильным, только такой приговор будет выражать должное уважение к памяти погибшего, только такое решение сохранит высокий престиж правосудия и обеспечит торжество начал законности и права!

Дело по подлогу первичных финансово-бухгалтерских документов

К уголовной ответственности по настоящему делу в области был привлечен руководитель областной филармонии по обвинению в хищении средств на сумму около 6000 000 гривен и должностном подлоге. Действия были квалифицированы по ст.  Уголовного кодекса Украины.

Адвокат по уголовным делам не согласен с версией следствия, что растрата денежных средств осуществлялось путем умышленного занижения сумм выручки, получаемой от реализации билетов на концерты, и соответственного завышения количества нереализованных билетов и присвоения таким путем части денежной выручки.

На всем протяжении до судебного разбирательства категорически отрицал свою вину в краже и подлогах. Настоящее дело слушал областной суд, который первоначально приговорил к 2 годам лишения свободы. Верховный Суд Украины, рассматривавший правонарушение в кассационном порядке, отменил приговор по мотивам не исследованности материалов и необходимости проведения экспертиз и направил дело к новому рассмотрению. После доработки квалификацией действий Т по было вновь направлено на рассмотрение в апелляцию.

Адвокат по уголовным делам защитную речь произнес в апелляции. Который переквалифицировал действия на (халатность) и, назначив ему наказание в виде 6 месяцев лишения свободы, за фактическим отбытием означенного срока освободил его из-под стражи.

Ваша честь!

Наш длительный судебный процесс идет, наконец, к своему завершению. Процесс трудный, сложный, изнурительный. Однако все это было предопределено его необычной процессуальной «биографией». Достаточно сказать, что следствие продолжалось около двух лет, что первоначальный приговор по нему был отменен кассационным судом Украины.

Можно представить себе после этого степень той ответственности, которая лежит на нас, при новом рассмотрении этих материалов по первой инстанции, всю актуальность и важность его, наконец, надлежащего и справедливого разрешения. Для успешного выполнения этой задачи необходимо соблюсти безукоризненную объективность и непредубежденность, высокую правовую культуру, проявить профессиональную принципиальность, самостоятельность и абсолютную независимость от ранее принимаемых решений.

Только таким путем адвокат по уголовным делам преодолеет все трудности и сложности проблемы, ликвидировать ранее допущенные ошибки и дефекты, только таким путем можно найти истину и обеспечить Конституционную законность! Одной из важнейших задач Украины это Европейский путь и ценности. Надзор призван проводить в жизнь принципы Европейской справедливости, конституционных гарантий и прав. Любые отступления от этих требований со стороны правоохранительных органов, проявление несправедливости и предвзятости являются нетерпимыми и должны влечь за собой строгую ответственность. Мне приходится напоминать об этом и говорить, об этом потому, что разбирательство является весьма убедительным примером серьезных нарушений со стороны следственных и прокурорских органов. Европейских принципов законности и справедливости, повлекших за собой искажение действительной картины дела и последствия. Рассмотрим, прежде всего, процессуальную картину, проанализируем обстоятельства. Уголовное производство, неправомочно из-за отсутствия конкретных доказательств, подтверждающих растрату, необходимости проведения судебно-бухгалтерской экспертизы, которая должна проанализировать имеющуюся документацию и решить проблему о правильности списания денежных сумм.

Кассационный суд прямо указал, что в приговоре «не приведены ни документальные данные, ни расчеты по суммам, из которых слагается хищение», что «при новом расследовании следует всесторонне и объективно исследовать этот вопрос и представить документальные доказательства в обоснование факта кражи и сумм денежной выручки, если присвоение будет установлено». Адвокат по уголовным делам считает, что отмена решения в отношении является обоснованным, так как вынесено по неисследованным материалам. «Ревизия материалов не проводилась, никакого анализа документов, приложенных к отчету, в акте ревизии не дано, хотя в актах, составленных по отчетам, никаких нарушений и необоснованных списаний не установлено. Таким выглядит обоснование отмены высшими судебной инстанцией первоначального решения: его, прежде всего, документальная несостоятельность, полнейшая не исследованность и необоснованность дела, односторонность и необъективность его расследования. Именно поэтому серьезное внимание обращено на то, что при необходимо «всесторонне» и «объективно» документы производства, если оно будет установлено. Осуществило ли все это новое судебное следствие, были ли восполнены дефекты при новом расследовании всего? Ответом является, прежде всего, определение апелляционного суда, который, как вы знаете, не счел возможным принять к рассмотрению. И это после 10 месячной доработки, проведенной по определению высшей инстанции?! Обратите внимание на обстоятельства, которые послужили причиной оправдательного приговора: «В настоящее время не может быть вынесен приговор ввиду существенного нарушения следственными органами уголовно-процессуального закона и неполноты досудебного следствия», несостоятельности обвинительного Акта, в нем «не указаны обстоятельства, при которых им совершались правонарушение, не конкретизированы способы присвоения и сокрытия похищенного». Недоброкачественность производства не могла быть преодолена приобщением отдельных, наспех составленных постановлений и формальным проведением отдельных действий, не имеющих существенного значения для надлежащего разрешения принципиальных принципов. Я адвокат по уголовным делам абсолютно убежден, что предание суду было связано не с тем, что за это короткое время были действительно ликвидированы дефекты, а с тем, что к этому времени окончательно истекли все процессуальные сроки, а обвиняемый уже более двух лет находился в тюрьме! В силу всех этих обстоятельств суд оказался перед трудной, сложной и чрезвычайно ответственной задачей восполнить и преодолеть предвзятость, самостоятельно осуществить ряд необходимых процессуальных действий, объективно проверить и переосмыслить значение ряда существенных обстоятельств, с тем, чтобы правильно понять и оценить все важнейшие аспекты. Что следует, прежде всего, осмыслить и понять, чтобы понять правомерность предъявления обвиняемому состава хищения имущества в особо крупных размерах и должностного подлога? Совершенно очевидно, что, прежде всего, необходимо правильно определить о доказательственной обоснованности данного обвинения, фактической состоятельности обвинения в том, что он, как это утверждает прокурор, умышленно скрыл действительное количество полученных и реализованных билетов, якобы изъял и присвоил часть выручки путем составления фиктивных актов на уничтожение не проданного. Как указывал адвокат по уголовным делам, сложность решения проблемы в значительной мере объясняется тем, что не вся документация полностью сохранилась, а первоначально проведенная документальная ревизия КРУ не имела в своем распоряжении ряда важнейших документов, без рассмотрения которых невозможно было дать сколько-нибудь серьезное и объективное заключение. ВС, оценивая материалы этой проверки, прямо указал в связи с этим, что «глубокого и полного анализа обстоятельств и документальных данных по этому обвинению проведено не было. В акте не сделан анализ отчетов, приложенных к своему отчету перед филармонией, и, несмотря на это, делается вывод, что акты на уничтожение являются фиктивными и что никакого остатка в филармонию не привозил». Был ли преодолен этот существенный дефект первоначального следствия, насколько глубоки и объективны выводы заключения новой судебно-бухгалтерской экспертизы.

1. Рассмотрим, прежде всего, выводы КРУ, составленных ревизором А. Не проведено «полного и фактического исследования», которое совершенно необходимо, как указывал в своем определении кассации, отменивший первоначальное решение, но проявила поразительную и недопустимую для такого действия некомпетентность, необъективность и откровенную, я бы сказал, заданность и тенденциозность. Ревизор оказался, прежде всего, некомпетентным в элементарных правовых вопросах ведомственной и нормативной регламентации концертной деятельности в стране, не знал действующих законоположений и инструкций, не был в курсе различных форм и связанной с этим спецификой концертных гастролей. Выступление ревизора и акт поддерживаемой им ревизии носили откровенно тенденциозный характер, при котором явно ощущалась цель «скомпрометировать», стремление придать всему «нелегальный» характер, изобразить и представить все обстоятельства в заведомо искаженном виде, любыми путями опровергнуть истинность и достоверность бухгалтерских, отчетных документов и содержащихся в них данных. В этих целях ревизор применяет принципиально неправильную методологию определения количества реализованных билетов, в соответствии с которой, количество полученных уполномоченными билетов по сохранившимся накладным при всех условиях рассматривается как полностью реализованное, тогда как в распоряжении ревизора отсутствовали исчерпывающие выводы о количестве всех билетов! Адвокат по уголовным делам доказывал, что совершенно очевидно, что такой подход дает искаженную картину движения по продажам, так как ревизия не располагает главным — достоверными и точными данными. Тем не менее, ревизор именно таким способом определяет вал и подсчитывает возврат, что в результате приводит к тому, что показанный в отчетах вал признается ревизором «искусственно заниженным», а возврат – «нереальным и завышенным»?!

Характеризуя исходные для экономической экспертизы данные, эксперт-бухгалтер прямо констатирует: «Все билеты, за которые не отчитались, проверкой учтены как проданные». На этом основании экспертиза и определяет возможный остаток и возврат не реализации. Адвокат по уголовным делам утверждает: в результате - ошибка в самом подходе к определению количества реализованных билетов автоматически переносится в бухгалтерский подсчет и приобретает тем самым уже процессуально доказательственное значение! В дальнейшем, при рассмотрении отдельных эпизодов обвинения, мы будем иметь возможность конкретно показать всю несостоятельность такого подхода, продемонстрировать ошибочность делаемых расчетов по каждому конкретному объекту. Здесь же мы констатируем принципиальную методологическую дефектность ревизии, которая была предопределена задачей, непременно обосновать тенденциозную версию следствия о неправильности показанных в отчетах.

2. Другим принципиальным недочетом является использование ею «черновых записей» в качестве финансовых документов, принимаемых ею для производства соответствующих подсчетов. Между тем совершенно очевидно, на что адвокат по уголовным делам не один раз указывал, что такие записи не должны быть использованы для исследования, из них нельзя исходить при определении сумм выручки, так как они ничем объективно не подтверждены и не являются финансовыми документами. Эксперт-бухгалтер прямо подчеркнул в своем заключении: «записи в блокноте, не подтвержденные более ничем, не включаются в выводы и их оценка в компетенцию бухгалтерской экспертизы не входит». Однако эксперт, как мы увидим в дальнейшем, вопреки своему собственному заключению, использует такие записки, придает им документально-бухгалтерское значение?!

Адвокат по уголовным делам полагает, что это — вторая погрешность, свидетельствующая о ее предвзятости, стремлении любым путем подтвердить следственную версию о не правдивости материальных отчетов. Между тем документальная проверка потому и называется «документальной», что в основу берутся лишь реальные цифры. Здесь же получается наоборот: ревизор исходит из ничем не подтвержденных «личных записей», тогда как в этом производстве была возможность использовать сохранившуюся бухгалтерскую документацию.

Так, игнорируется оперативно-финансовый результат, составленный и подписанный бывшим главным бухгалтером филармонии, не берется во внимание расчеты-обязательства, по которым филармония произвела полный материальный расчет. Сторона обвинения игнорирует официальные показатели ряда контролирующих органов, подтвердившее безупречность проведенных подсчетов материально-ответственного лица.

Так, главный эксперт в выводах указал: «представлено в бухгалтерию филармонии авансовый отчет был полным». Таковой представляется «документальное» следование, пытавшееся назвать гастрольные поездки «нелегальными», а отчеты по ним «несостоятельными» и «фиктивными»?!

В связи с этим я адвокат по уголовным делам сконцентрируюсь вкратце на выступлении в суде в качестве свидетеля, вызванного, кстати, по ходатайству прокурора, начальника организационно-творческого отдела который дал авторитетные и весьма компетентные показания, связанные с особенностями гастрольной деятельности творческих коллективов. Он объяснил специфику гастролей «на кассу», обосновал легальный и правомерный характер таких гастролей. Свидетель подробно охарактеризовал существующий порядок продаж, перечислил круг лиц, которые должны участвовать в процедуре контроля и пересчета остатков и их уничтожении. Правомерность подписания акта теми должностными лицами, которые это осуществили.

Свидетель Н прямо сказал, что он не усматривает в деятельности Т сколько-нибудь серьезных административных или финансовых нарушений с точки зрения существующих нормативных положений, регламентирующих гастроли.

3. В предшествующем изложении я уголовный адвокат попытался в общем виде охарактеризовать заключение ревизора, которое было положено следствием в основу вины, показать его недоброкачественность, дефектность и несостоятельность. Однако, останавливаясь на общих и принципиальных проблемах, я не могу, хотя бы вкратце, не остановиться на общей процессуальной характеристике следствия и обвинения которые, как я уже сказал, в конце концов, предопределило и его «процессуальную биографию», и его следственный результат. Претензии к культуре следствия и методах его ведения всегда является важным и актуальным, ибо «процесс — это форма жизни закона». Адвокат по уголовным делам и остальные правоведы говорят, что от неуклонного и последовательного осуществления процессуальных норм зависит доброкачественность доказательств, их значимость, приемлемость и доказательственная достоверность. Нам хорошо известно, к чему приводят нарушения процессуальных норм, тенденциозность в обосновании следственных версий. Каждый случай нарушения видится как чрезвычайное происшествие, за нарушение законности, за последние годы, освобождены от занимаемых должностей ряд руководящих работников прокуратуры и полиции. Так вот, если с этих позиций подойти к следствию, то полагаю, оно вызывает серьезные нарекания и упреки. Это выражается в его ярко выраженной тенденциозности, в стремлении гипертрофироваться в масштабах и значение этого дела, в стремлении искусственно увеличить размеры якобы, похищенных денежных сумм, создать иллюзию бесспорности, обоснованности и доказанности. Стремление к гиперболизации, к искусственному преувеличению масштаба события получило свое выражение в самой, как бы, методике его «технического» исполнения и конструирования. Все было направлено к тому, чтобы раздуть объем, материалов обвинительного акта, многочисленными перечислениями и почти дословным воспроизведением в нем текста выводов экспертизы со всеми его цифровыми выкладками и таблицами создать видимость «документированности» и «мотивированности» обвинения. Именно таким способом было создано обвинительное заключение на 100 листах текста, именно таким путем создавалась иллюзия значительности, сложности и одиозности всего. Уголовный адвокат вычислил, что так действовали с расчетом на то, что «не разберутся», не смогут освоить и опровергнуть столь специфическую материю, сложные математические исчисления и выкладки, не смогут противопоставить этому серьезные соображения точности обвинения. Однако ставка на это на определенном этапе движения этого дела уже дал «сбой». Верховный Суд, как вы знаете, аргументированным определением отменил первоначальный приговор и направил материалы на доработку по причине его непоследовательности причин виновности. Был еще один «сбой»: прокуратуре все же пришлось, в завершении, устранить следователя от ведения этого дела, которое более полутора лет его вела! И в связи с этим я обязан сказать суду следующее: Я далек от того, чтобы строить свою защиту на голословной компрометации должностных лиц, имевших отношение к ведению следствия. При всем нашем профессиональном понимании необходимости критического отношения к показаниям подсудимого и свидетелей по поводу применения к ним незаконных рычагов. Эта тема будет предметом серьезного внимания прокурорских и судебных органов. Средства следственного процесса всегда находятся в орбите внимания суда, ибо они обуславливают его качественность и законность, от этого зависит состоятельность и обоснованность процессуальных и правовых оценок. Однако не только обвиняемый, который отказался от дачи показаний следователю вообще, но и целый ряд свидетелей весьма убедительно и подробно говорили о тех приемах, которые применялись следователем при их допросах. Вы помните показания свидетеля Э, которая не побоялась заявить в суде, что следователь «кричала и запугивала ее. Следователь заставила ее назвать количество полученных доходов на сумму 1 миллион, хотя сама она этого не помнила и не знала. Аналогичные, показания свидетеля Я, которая также прямо заявила, что следователь «заставляла и вынудила» написать ее об отсутствии не реализации, хотя в действительности такие это было.  Она готова подтвердить все это в суде.

Вспомните, что говорили по этому поводу и другие, весьма уважаемые и заслуживающие безусловного доверия свидетели. Они рассказали о тех путях, которые были применены при их допросах, о тех угрозах и запугиваниях, о том психологическом нажиме, во время их многочисленных допросов. Даже о том «лексиконе», который был использован при этом. Допустимо ли все это, когда надлежащая правота следствия выступает в качестве категорического условия осуществления правосудия. Тенденция к усилению борьбы с преступностью вовсе не означает ослабления требований к неукоснительному соблюдению законов со стороны правоохранительных органов. Наоборот, она неотделима от строжайшего соблюдения закона, она предполагает не ослабление, а усиление требований к безупречности уголовного производства, предполагает объективность и безошибочность всех доказательств!

В связи с этим прошу оправдать моего подзащитного в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.